Общие вопросы состояния современного общества

[DiKeys]

Ту Гараж.

"Скорее пересрали, чем обезумели" (искаж.цитата из Берроуза).

В такой ситуе становится жалко и участковых тоже, бо бумага есть, приказ, видимо, есть (возможно, негласный), ergo - надо исполнять.

 

Не хотят своего майдана.

[Bazis]

Не хотят своего майдана.

 

Ну, не хотят... Но таким образом его не избежать, так ведь? Во всяком случае, если майданщики - это профессионалы-наемники, как утверждают.

[Bazis]

Ну так наверно и в 37-ом не все поголовно верили заветам Ильича и тов. Сталина. Однако боялись все. А трусость как известно самый ужасный из всех грехов. Но вообще все мы люди, все человеки, увы((

 

Ну опять же. Если майданцы - это все-таки наемники, то явление участкового их не испугает, бо "кто предупрежден...", а уж вооружены эти наемники и без того, пральна? А если обычные люди... Эх. С одной стороны, да, могут втянуть голову в плечи, а с другой - скажем, я знаю, что если меня слишком уж напугать, то я (под влиянием химической революции в организме) могу потерять самоконтроль и натворить бедов. Или бедей.

Да еще приходить к журналисту... Все-таки работать надо внимательнее (и это относится не к участковому, а к авторам приказов).

[radiogarage]

«Это не выкуп, это твой взнос в нашу войну»

 

История похищения нашего специального корреспондента Павла Каныгина, рассказанная после освобождения им самим без эмоций и оценок

14.05.2014

 

 

 

С коллегой Штефаном Шоллем из немецкого Sudwest Presse нас задержали вечером в пиццерии, где мы ужинали, отписавшись для наших газет по референдуму. Четверо мужчин подсели к нам за столик, и один из них заявил, что к материалам Штефана вопросов нет, а от меня они хотят объяснений.

 

— Почитали твои материалы. Что значит: «Такие бюллетени выглядят, как напечатанные на принтере»? — спросил один.

 

— Эта фраза: «почти не видно молодежи» — ложь, — сказал другой. — Все голосовали!

 

— Но я видел очень мало молодежи, — сказал я.

 

— Значит, ты не туда смотрел, — объяснили мне. — Зачем ты так сделал?

 

— Нет, он там и правильно написал — что сука-мэр нас реально кинул с помещениями, а мы все сами решили.

 

— Это да. Ладно, братан, ты пойми просто, что вы все, пресса эта — наше оружие. Без вас мы че? Просто ты пишешь мутно, братан, а надо проще, чтоб все поняли, что нас тут давят бендеры, а мы реально нормальные люди, не террористы, за правду стоим, короче.

 

— Вроде все как есть пишешь, а про молодежь — зачем эта информация?

 

— Ладно, мы просто поговорить хотели. Сейчас поехали с нами на площадь.

 

На главной площади Артемовска было шумно. Кто-то из активистов нашел в украинском издании lb.ua перепечатку моей заметки о пропавшем мэре Артемовска, в заголовок украинские коллеги вынесли «Сепаратисты похитили мэра». «Так он пишет для бендеров!», «Мы для тебя сепаратисты, сука?», «Засланная тварь!»

 

Люди окружили только меня, а коллегу Штефана Шолля не трогали. Пока меня еще не бросили в машину и не увезли на допрос — это будет чуть позже — Штефан пытался уговорить людей на какую-то «мировую». Но его не слушали. А в какой-то момент пригрозили: еще будет лезть, и его расстреляют прямо здесь же.

 

Хотя вооруженных ополченцев было немного. «Линчевать» пришли в основном простые жители. Но объяснять им что-то оказалось бесполезно — люди не хотели слушать.

 

Как от шпиона они требовали признаний, что я работаю на «Правый сектор», кто-то сказал, что надо получить от меня раскаяния и записать их на видео, а кто-то говорил, что я прямо сейчас должен публиковать опровержение.

 

С каждой минутой мои преступления становились все более фантастическими, а намерения людей в толпе все серьезней.

 

Объясниться мне не давали. Вокруг собралось, наверное, полсотни человек. Наконец люди на площади заговорили, что я работаю на СБУ, ЦРУ, США, а человек, забравший у меня пресс-карту, сказал, что я американец, который овладел русским языком и подделал удостоверение «Новой газеты». Кто-то схватил меня за рюкзак.

 

Я закрыл голову руками — удары посыпались с разных сторон, откуда можно было дотянуться, и я присел на землю. Били женщины и мужчины. Кто-то сказал, что это «месть за наших сыновей, которые гибнут под Славянском и Краматорском за свободу»; люди кричали, что их не слышат и «не слышали все эти годы». Кто-то ударил меня, сказав: «Какие мы террористы, сука ты!»

 

Толпу успокоил голос низкорослого крепыша лет 45. На каждом боку, как я увидел потом, у него висело по «калашникову» с укороченным стволом. Он сказал им: «Тихо все!» А того, кто продолжал меня пинать, рывком оттащил в сторону и бросил на землю. На пару секунд он тоже оказался на земле рядом со мной. Я просто увидел, как он вдруг упал в своих старых, еще зимних ботинках.

 

Крепыш говорил спокойно и негромко.

 

— Везем чмыря в Славянск, — сказал он. — Разберемся там в подвале СБУ.

 

В подвале СБУ на тот момент — да и сейчас — 14 пленных. В том числе пятеро украинских журналистов, и теперь выходило, что я должен был стать первым русским. Уже месяц как в самом здании СБУ находится штаб вооруженного ополчения, где заправляет Стрелок со своим помощником — «народным мэром» и комендантом Славянска Пономаревым.

 

— Стрелок разберется, — сказал крепыш.

 

В толпе крепыша все звали Башней или Леонидычем. Без эмоций, спокойно, он заломил мне руки и втолкнул в черную «Шевроле Эпика», приказал сидеть, не рыпаться и прижать голову к коленям. Сел рядом. На секунду я поднял голову и спросил:

 

— Что вы хотите?

 

Он не ответил, а только ударил локтем в челюсть — откололся зуб.

 

— Я же сказал не рыпаться, чмырь.

 

Через минуту на водительское сиденье сел другой человек и разрешил поднять голову. Представился Сергеем Валерьевичем. Это был человек лет 50, в очках, с редкими зачесанными назад волосами, в белой рубашке с галстуком и черном пиджаке.

 

— Павел, вы же должны понимать все. Скажите, зачем вы так пишете? — сказал он. — Вы же россиянин.

 

— Чмырь редкостный, — сказал крепыш. — Пробили его сейчас.

 

— Павел, мы же надеялись только на россиян, — снова подал голос человек на водительском месте.

 

— Валерич, все уже, едем в Славянск, — сказал крепыш.

 

— Леонидыч, не перебивай. Павел, я думаю, теперь вам понятно, что и почему с вами сейчас происходит.

 

— Поехали, Валерич.

 

— Я предлагаю сначала на Володарку, до утра там, потом, если доживет, в Славянск, — сказал Валерич крепышу. — Пусть там решают: хорошо бы пацанов за него получить.

 

— Да …* его сейчас в лесу.

 

На несколько секунд в машине повисла пауза. Но машина так и не остановилась. Сергей Валерьевич сказал:

 

— Не надо так говорить, Леонидыч. Мы же цивилизованные люди, правда, Павел? — зачем-то сказал Валерич. — Мы так не будем.

 

На Володарке (поселок между Славянском и Артемовском) было что-то вроде штаба. Горели костры в бочках. В большой тентованной палатке — электрический свет. Вокруг палатки находилось несколько женщин и примерно двадцать молодых мужчин с автоматами и ружьями, некоторые были в масках. Меня вывели из машины и повели в палатку.

Башня приказал мне раздеться. Я уточнил, как именно.

 

— Снимай все. Все вещи на стол, — повторил Башня. — Шнурки тоже вынимай, ремень.

 

Другие ополченцы уже разбирали мою сумку и рюкзак. Меня посадили на скамейку, вокруг обступили люди. Боевик в маске потребовал сообщить пароль от телефона и ноутбука. Я отказался. Тогда Башня снова ударил меня локтем по лицу.

 

— Ты еще не понял, что ли? Пароль!

 

— Пусть напишет на бумажке, — сказал кто-то.

 

— Он не даст.

 

— Сука такая.

 

Я поднялся с земли. Ополченец без маски взял меня за запястье и сказал, что сейчас сломает палец, если я не продиктую пароль. Я продиктовал.

 

Открыв компьютер, первым делом, как я понял, они стали смотреть фотографии из альбома.

 

— Это ты где был, за границей? Какие-то башни, картины, — сказал боевик с ружьем. — Бензин там почем?

 

— В Италии евро шестьдесят.

 

— …птыть! А народ че, не бузит?

 

— Да че ты с ним говоришь, это гнида ЦРУшная.

 

— Сколько тебе платят? На кого работаешь?

 

— Работает на украинские издания, написал, тварь, что мы сепаратисты, мухлюем с референдумом.

 

— Написал, что херовые бюллетени, что мы их на принтере напечатали.

 

— Да нас тут убивают! Танками давят! Ты че думаешь, мы тут можем нормально печатать?! Ты же русский? С нами должен быть!

 

— А это че за фотки? Был на Майдане?

 

Боевики включили видео, которое я снимал в центре Киева еще в декабре. Все столпились перед экраном.

 

— Мужики, ясно все! Засланный!

 

— Значит, утром живым в Славянск. Пока свяжите и в багажник. Не бить, — сказал Башня. — Я устал и домой.

 

— Может, слегка упаковать?

 

— Я сказал. И еще. Вещи его чтобы в сохранности, ничего не брать.

 

Затем меня допрашивали еще около часа. Кто-то читал мои старые заметки. «А на хрен ты у Порошенко интервью брал? У Добкина бы взял!» «Тут про Крым. В Крыму был? Че там народ, доволен?» «Пишет, что все ликуют, салют, Россия!»

 

РИА Новости

[radiogarage]

Продолжение.

 

У захваченного ополченцами здания СБУ в Славянске, до которого нашего корреспондента, к счастью, не довезли

После отъезда Башни допрос стал менее строгим. У боевиков постоянно звонили телефоны. Звонили они кому-то и сами, сообщая, что «поймали хорошую добычу для обмена». Но после очередного звонка люди в палатке экстренно решили перевезти меня в другое место. Не стали даже связывать, не было времени и на багажник — только бросили на пол машины между сиденьями. Машина мчалась по плохой дороге и остановилась где-то посреди трассы. Здесь тоже горели костры в бочках, накиданы покрышки, толпились люди с автоматами, на обочине стоял человек в маске с гаишной регулировочной палкой.

 

Мой компьютер и документы с бумажником переходили из рук в руки. И здесь не было уже никого, кто допрашивал меня в той палатке. Машина, в которой меня везли, также умчалась.

 

Мои новые хозяева знали про меня совсем немного и особо не интересовались. Знали лишь, что «утром клиента надо доставить в СБУ в Славянске». Делать этого они совсем не хотели. Кто-то и вовсе предложил спрятать меня здесь и потребовать выкуп — называлась сумма 30 тысяч долларов.

 

— Так, а в Славянске его ведь ждать будут, — сказал кто-то из боевиков.

 

— Скажем, что завалили при попытке к бегству. Убежать пытался.

 

— А деньги ты как тогда получишь, фуфел?

 

— Кенты, че за терка пошла?

 

Я сказал, что деньги могут раздобыть в Москве, но необходимо хотя бы позвонить коллегам. Попросил телефон. Но посовещавшись, парни решили, что давать телефон мне в руки не стоит: «Опасный фраер, позвонит не туда». Через минуту возник новый план: похитители сказали, что заберут у меня все, что есть — вещи и деньги, — и отпустят. Но вытащив все из бумажника, похитители очень разозлились — там было тридцать девять тысяч рублей наличными. На карточки они не обратили внимания.

 

— А еще че есть? Че за котлы? Кольцо платиновое?

 

Часы показались им дешевыми — они и правда недорогие. Зато приглянулось обручальное «платиновое» кольцо. «Обычное золото уже не носите, зажрались?!» Что кольцо серебряное, я решил не говорить.

 

Дальше боевики спросили, есть ли у меня знакомые и коллеги в Артемовске, кто мог бы «докинуть бабоса». «Говорили про немца какого-то. Пусть готовит бабосы, если хочет жить».

 

По громкой связи с моего телефона мы позвонили Штефану. И он сказал, что у него есть 600 евро и 2 тыс. гривен, которые можно снять в банкомате. Почти тысяча долларов. Условились встретиться в четыре часа ночи у гостиницы.

 

— Только это не выкуп, это твой взнос в нашу войну, — сказал человек в маске, которого все звали Север.

 

— Если все нормально пойдет, уедешь утром в Донецк, — сказал мне боевик в маске, которого все звали Хан. — Скажешь еще спасибо, что не сдали в Славянск.

 

Я спросил, что было бы в Славянске.

 

— Ваши эфэсбэшники и чечены там. Говорить бы не стали. В лучшем случае будешь сидеть в подвале, ну а в худшем, сам понимаешь.

 

Ополченцы обрадовались, что в Артемовске можно получить еще денег, и даже немного расслабились. «На тридцатку ща в этом темпе и выйдем!» Меня усадили в новую машину, и на несколько минут я остался один с телефоном, который после разговора со Штефаном у меня забыли забрать. Я успел набрать несколько SMS для коллег.

 

В Артемовск к Штефану ехали втроем. Ополченец Хан был водителем и ехал с ружьем на переднем кресле. Север держал наготове ПМ и натянул маску. Было уже четыре тридцать, но Штефан не выходил. Север передернул затвор и сказал, что пойдем в гостиницу за ним, и приказал мне двигаться первым. Охранник лежал на диване в холле и, увидев меня, спросил, кто такой. «А, да, понятно», — сказал охранник, когда увидел Севера с оружием, и пошел обратно на диван.

 

Мы прошли в номер, но там никого не было, и мы вернулись на улицу. Север был уверен, что Штефан сбежал.

 

— Кинул тебя немец, — сказал боевик. — Конец тебе.

 

Я предположил, что Штефан ходит по всем банкоматам города и пытается набрать нужную сумму: в неспокойных городах рядом со Славянском банки ввели ограничение на снятие наличных — не более 200 гривен в сутки. Но на всякий случай предложил позвонить кому-нибудь еще в Донецк, где коллеги и знакомые, но Север отказался и сообщил, что если не будет денег, я останусь здесь или поеду в Славянск

 

— Сука немецкая, я так и знал, — сказал Север. — Им только дай кинуть русских.

 

— Он уже шестнадцать лет живет в России, — сказал я.

 

— А все равно гнилым остался. Соскочил.

Еще через пятнадцать минут мы увидели вдалеке Штефана, который спешил к нам. Побегав по Артемовску ночью, немец сумел раздобыть нужную сумму и не нарваться на неприятности.

 

— Вы его отпустите сейчас? — спросил Штефан.

 

— Он поедет со мной в Горловку, и там мы его передадим кому надо, они проверят — и до Донецка.

 

— Он будет в безопасности?

 

— Главное, чтоб хорошо себя вел.

 

И мы снова сели в машину. По дороге она влетела колесами в две крупные выбоины. Подъезжая к Горловке, Север сказал, что за каждую яму я должен заплатить еще по десять тысяч. Я сказал, что наличных у меня больше нет.

 

— Ну там у тебя карточки, давай посмотрим, че там, как. Слышь, всего по два Хабаровска, литые диски дороже стоят.

 

Север снова заглянул в бумажник: «…птыть, сколько этих карточек тут у тебя! Мы тут, сука, воюем, кровь льем, а вы, …, жируете там у себя!» Обнаружил Север и мои квитанции за проживание в одесском отеле на 500 гривен/ночь. «Ты за это бабло, урод, только три дня поспал, а у нас на них три недели живут!»

 

У Хана зазвонил телефон, впервые за все время, что они возили меня. Хан рассказывал, что со мной все в порядке, и они только везут меня в отель в Донецке.

 

На блокпосту ополченцев перед Горловкой была небольшая очередь из машин. Каждую досматривали с фонариком вооруженные люди. Но нашу машину смотреть не стали — Север показал пропуск, и мы заехали в город.

 

Хан предложил мне выпить минералки. Я отказался, и тогда Хан уже приказал, добавив: «Пей-пей, жить будешь, не отрава», — и засмеялся.

 

Мы остановились у банкомата, до которого меня проводил Север. Но и здесь была загвоздка с тем самым лимитом на выдачу. На карточке оставалось около ста тысяч рублей овердрафта, но снять его целиком было невозможно.

 

— Хотел тебе оставить деньжат на возвращение, но щас че-то обидно все выходит, — сказал Север.

 

Я спросил, собираются ли они меня отпускать, как обещали.

 

— Сдать бы тебя здесь нашим, — ответил Север. — Но ты уже бледный какой-то, на наркоте сидишь?

 

— Я устал.

 

— Щас отдохнешь. Ты расслабься уже, денег-то у тебя больше нет.

 

Север засмеялся. И меня повели сначала в машину Хана, а Север остался на улице. Очень скоро приехала новая машина, и Север сказал, что дальше поедем на ней, и помог мне выйти.

 

— Да не, он у нас в натуре наркоман, — смеялся Хан. — Его шатает.

 

Я помню, как меня сажают в машину и Север закуривает сигарету, а я закрываю глаза, и меня будит девушка, которая говорит, что надо продлять или выселяться из номера. На часах 11.45 утра, отель «Ливерпуль», Донецк. Я лежу в одежде на постели. Администратор рассказывает, что меня привезли люди на машине, я не был пьян, но был как лунатик и шел своими ногами.

 

Обувь без шнурков, джинсы без ремня, на столе лежит сим-карта, перерытая сумка валяется на полу.

 

___________________

 

* Нецензурный аналог глагола «грохнуть»

 

P.S. Штефан Шолль, отдав выкуп, также покинул Донецкую область и сейчас находится в России.

[DiKeys]

В шесть вечера человек с измученным лицом ждет меня в условленном месте. Завидев издалека, делает знак, чтобы я не переходила дорогу. Мы идем в одном направлении, разделенные проезжей частью, и только через два квартала он стремительно, не глядя по сторонам, перерезает улицу. Перед нами закрытые ворота больницы.

 

AdRiver

РЕКЛАМА

От клетчатого корпуса больницы отделяется фигура в пижамной куртке, накинутой на спортивный костюм. Хромает через двор и останавливается у ограды. Руки перебинтованы, из повязок торчат только кончики пальцев. Кожа слущивается с них как скорлупа, обнажая болезненный подкожный слой. Нас разделяет ограда больницы, с улицы прикрывают ели. Тот, кто привел меня сюда, нервничает.

 

- Страшно рассказывать, - говорит человек с забинтованными руками, - потому что слухи ходят. Наши говорят, что «Правый сектор» по больницам выцепляет людей и за несколько дней уже несколько человек убили. Здесь, в Одессе.

 

- Но вы точно не знаете?

 

- Я не знаю, но опасаюсь.

 

Он некоторое время молчит, теребит бинт от повязки.

 

- Я опасаюсь. Но и молчать не могу. Потому что эти люди, что погибли... Нельзя так. Это надо, чтоб знали люди. Чтобы это не повторилось никогда. Потому что в мирном городе, в Одессе! В городе юмора и хорошего настроения, в солнечном таком городе - и чтобы это все подвести под несчастный случай и забыть? То это сто процентов повторится в будущем!

 

Рядом останавливается машина. Водитель не глушит мотор. Он просто ждет, когда сторож откроет ворота и пропустит их внутрь. Но тот, кто привел меня сюда, каменеет и впивается в него взглядом.

 

- В этот день я у себя дома был, - говорит человек с забинтованными руками. - По телевизору увидел, что на Греческой, на Дерибасовской происходят такие вещи. И так как я ходил на все митинги, поддерживал движение наше «Куликово поле»... поехал туда. Я где-то с пол-четвертого там был. Там было человек триста. Дети, женщины, старики, средний возраст, молодежь. Лагерь за день до того разделился. Большую часть боеспособных мужчин перевели на 411-ю батарею (за городом - РР). Мы считаем это предательством, да ну ладно... Это губернатор Немировский решил разделить и погасить наше движение. На поле фактически 2-го мая остался один информационный центр. Сцена и несколько палаток. Человек 15, которые обслуживали эти палатки. И люди, которые 2-го мая, как обычно, пришли нас поддержать...

 

- А что это за движение?

 

- Ну, понимаете, это движение включает в себя многие течения. Процентов десять - это люди, которые хотели присоединения к России. Но основная часть – за широчайшую федерализацию, русский язык - второй государственный. Были, конечно, и радикалы, у нас молодежь… В любом движении есть радикалы. Это мирное движение было. У нас никогда не было оружия. Ну палки, щиты — это для защиты. Никогда не было такого, как на востоке. Движение одесситов всех возрастов. Не так, как на Майдане, молодежь зомбированная, и то не их, а те, что приехали учиться с западноукраинских областей.

 

- Что вы там делали с половины четвертого?

 

- Мы строили баррикаду, аж на пол-поля Куликова. Наших двести человек отправились на Греческую, чтобы остановить этих «ультрас». Потому что они шли на Куликово поле сжигать наш палаточный городок... Когда мы увидели, что такая лавина сунет, крики воинствующие: «Смерть ворогам! Украина под-над усе!» - то мы начали говорить: «Женщины, старики, уходите отсюда, детей забирайте!» Так именно женщины «не уйдем» сказали. Да, именно женщины стояли на такой позиции, что это наш город, мы не уйдем. Понимаете. Мужики, немногие, но были такие, что разворачивались, уходили. А женщины оставались. Вот что меня потрясло...

 

На глаза набегают слезы, и он растерянно моргает.

 

- Ну, мы ж не могли их бросить... Потом, когда эти побежали, уже убегать было бесполезно. Потому что догонят — и... Они ж там с мачете шли, с такими тесаками. С битами с железными, с цепями...

 

- Вы видели это своими глазами?

 

- Конечно! Они ж нас, сунет такая толпа, сунет по всему полю. Разъяренная, как лавина! Идет, идет! Движется на нас. Это страшно. Развернуться побежать – там эти дети, старики не убежали бы уже. Их бы там порубили. Мы уже сгорали, выпрыгивали — они добивали. Ну уже тогда куда спасаться? Ну сюда.

 

Мы выбили двери в дом профсоюзов... зашли туда, со всеми. Для чего мы туда зашли? Чтоб спастися! Сначала еще маленькую баррикадку прямо перед входом построили, быстренько, пока они там бежали, чтобы чуть-чуть задержать, пока остальные уйдут... да...

 

Мы же как думали? Закроемся внутри. Придет милиция, оцепит нас, сделает коридор, выведет — и все, мы спасемся. Мы ж не думали там погибать, сгорать. Понимаете. Мы ж не самоубийцы...

 

В его голос закрадывается сомнение, как будто он спрашивает, не утверждая. И вправду, может ли быть так, что самоубийцы они. И он говорит тише.

 

- За минут 5-7 до этого наша группа человек из 30-40 прорвалась к нам с Греческой. Они побитые пришли, поломанные, девочки, мальчики. Среди них были и 16, и 19-20, до 25 лет. И они зашли с нами внутрь, эти ребята. Много из них погибло.

 

- Сколько человек вошло?

 

- Где-то от 300 до 400 человек. Люди рассачивались по всему зданию. Кто шел вверх, кто в бока, кто в кабинеты, кто двери ломал. Часть людей, и я в том числе, остались на баррикадке перед входом. Нас три человека с правой стороны с деревянными щитами, по нас кидали, мы отбивались. И с левой стороны человека четыре, со щитами тоже деревянными, тоже отбивались. Они с двух сторон в нас кидали камни.

 

- Когда вы вбежали внутрь, что вы увидели?

 

- Я зашел — в фойе было около тридцати человек. Света не было. Было примерно полседьмого, видно было и так. Мы с товарищем зашли последние, самые левые двери закрывали. Закрыли, палку воттакующую! - засунули внутрь, и начали офисную мебель под двери сувать. Из кабинетов, из прихожей, з вестибюля. Банковские аппараты, банкоматы...

 

- Была паника?

 

- Люди бегали, конечно, а как же! Бегали, сносили все туда. Главное у нас было, у этих тридцати человек, - чтобы не ворвались внутрь, не порубили там людей. Мы баррикадировали двери. Мы выбивали двери в кабинеты, с кабинетов вытаскивали компьютеры, пластиковые стулья, металлические сейфы. Кидали туда. Там, где мы забаррикадировали, они так и не вошли...

 

Пока мы баррикадировали, другие люди поднимались. Часть на крышу поднялась, часть — на пятый.

 

- Кто поднялся на крышу, все выжили?

 

- Не все. Часть тех, кто пошли на крышу, попали сразу на крышу. А часть попали сразу в тупик и там задохнулись…

 

- Один человек наш, он погиб, Саша Кононов, православный, до 45 лет, у него крест большой, так он стоял молился на первом этаже, чтобы мы спаслися все. «Господи, спаси наших всех людей, чтобы они вышли отсюда!» Громко молился, все слышали. Он погиб.

 

А потом, когда первые коктейли посыпались, мы хотели их тушить. Потому что оно ж загорается, все, что мы накидали, дым идет! Но их столько начало сыпаться! Баррикаду они уже прошли и прямо в окна в разбитые кидали эти бутылки с зажигательной смесью. Там все так быстро начало гореть, что первый этаж, ну я не знаю... - он тяжело и бессильно втягивает в себя воздух, - н-ну полторы минуты-две - и он заполнился вот аж до колен черным дымом.

 

Начинаешь этим дышать, начинаешь задыхаться. Воздух горячий поднимается. Когда вот так еще было, - он перерубает рукой свое тело пополам и наклоняется под проведенной чертой, - мы еще вот так, - и делает свистящий вдох, - дышали! А потом когда уже опустился сюда, - он гнется ниже и прикасатся бинтами к коленям, - уже нельзя, нечем дышать. Мы тогда... кто-то крикнул: «Убегаем, а то щас задохнемся!»

 

Эта смесь, она так быстро загорается, - он говорит удивленно, без страха, без гнева, - она так быстро дает... и вот эта лестница, что идет вверх, там же наши и с других этажей мебель волокли и кидали, и весь этот створ как загорелся!

 

Мы уже стали на лестницу выходить, и начались выстрелы из пистолета.

 

- Откуда?

 

- Снаружи. Через двери. Они деревянные, с филенками стеклянными, и туда начали стрелять. По рикошетам понятно - потому что оно ж попадало в железные сейфы и так искрило, и уже кто-то говорит: «Тикаем, а то нас тут еще и постреляют». Не задохнемся, так убьют. Мы только поднимались на лестницу второго.

 

- А у вас были люди с оружием?

 

- У нас не было. Хм!

 

- И к вам не забежали какие-нибудь другие люди с оружием, не ваши?

 

- Та не было! Ну мы же... на моих глазах все забегали.

 

- Но говорят, что с вашей стороны тоже кидали коктейли молотова, или что с вашей стороны тоже стреляли.

 

- Откуда? С чего мы стреляли? С рогаток? - от волнения он сильнее упирает на украинскую «гэ». - Вы поймите, это ад. Огонь, вот этот угарный газ от продуктов горения. Там не то что стрелять, там только о жи-и-изни своей думаешь. Даже если б было, с чего там стрелять! — там мгновенно вот этот столб поднялся на второй-третий-четвертый — вот так все поднялось вверх! Я вот... побежали мы сначала на второй этаж. На втором этаже увидел возле выбитого окна, на лестничной площадке...

[DiKeys]

- Тише, сторож слушает, - оберегает его товарищ.

 

- Ну и что! - отмахивается он. - На лестничной площадке второго этажа выбитое окно, да? - уже стоит человек пять-шесть, пытаются выпрыгнуть. Я пошел дальше, не будешь же людей отталкивать. На третьем меньше, там два или три человека стояло. Я еще подбежал, глотнул два глотка воздуха, потому что уже не было чем дышать, и посмотрел (вниз)— высоко.

 

Это сталинка, пятнадцать метров где-то третий этаж, в хрущовке это четвертый, почти пятый. Страшно. Попробовал вниз пойти — там уже стена огня, обжег руки, лицо.

 

Думаю, побегу наверх, может, еще не дошел огонь туда, и может, еще можно на крышу выбраться? Но вот подходя к четвертому этажу - я потерял ориентацию. Столб огня, везде черно, клубы дыма. Потерялся, думаю, куда бежать? Вправо, влево? Страх, что не знаешь, куда бежать, понимаете! Куда спастися, куда! Как мышь в банке, где нету ни воздуха и ничего не можешь сделать. Мечешься так, шо не знаешь!

 

И нечем дышать, и чувствую, погибаю: все, уже теряю сознание. И тогда, как Бог подсказал: вправо. Меня Бог три раза спас в тот день. Побежал вправо, выбегаю на открытое окно третьего этажа, там где я раньше был, но хотел вверх подняться. Справа стоял один человек. Несколько уже выпрыгнуло: там лежали, поднизом. И я вот встал...

 

- Внизу лежали те, кто выпрыгнул и разбился?

 

- Разбился! Они лежали без сознания, наши люди. Не знаю, выжили, не выжили.

 

- И вы решили все равно прыгать?

 

- А что делать? Сгорать? Огонь вот так прям подходил! Второй этаж вообще, как мне потом рассказали, расплавленный был страшно. Но третий тоже горел прилично. Я встал... вот окно выбитое, проем оконный. Я встал этой ногой с этой стороны, а там на лестничной площадке два окна, - он поворачивается лицом к решетке ограждения и тянется левой ногой к невидимому проему окна. - Встал с внешней стороны, крестом, и так держался. Лицом к стене, прижавшись к штукатурке, спиной к этим уродам, на улицу. Где-то минуту я так простоял.

 

- Что думали в этот момент?

 

- Думал: буду держаться... Вдруг милиция приедет. Держаться, пока смогу. И прыгать страшно – разобьюсь. И внутрь идти – там уже огонь везде, все. Буду стоять до последнего. Но уже огонь начал руки лизать мне, и я тогда эту ногу снял, сюда вот так перенес…

 

Прижавшись к воротам больницы, он осторожно отрывает от земли правую ногу и переносит ее к левой, разворачивается, согнув спину, будто боится сорваться.

 

- Вот так повернулся, и вот так туда прыгнул, наискосок. И удачно прыгнул, слава Богу! Со второго люди прыгали - позвоночник, кости таза, руки, ноги, ребра ломали. У меня - тьфу-тьфу-тьфу.

- Вы сразу поняли, что не пострадали?

 

- Я понял, что что-то с ногой. Головой ударился, моментально меня залило кровью. Мало что ожог, потом сверху кровь — я думал, что у меня глаза выгорели. Все красное. Эти звери стоят там, с палками, с цепями, снимают на телефоны, кричат: «Смерть!» К ним ползти – убьют. А я вижу: подвальчик, вроде двери открыты. Я хотел в подвальчик заползти… И кто-то подбежал ко мне, пока я полз туда, кто-то меня, раз, перевернул, и с камнем стоит надо мной: хотел добить. Второй говорит: это не трогай, это мой. Ну, первый меня отпустил. Второй взял под руки и поволок. К скорой помощи, там скорые подъезжали.

 

- То есть он так сказал, чтобы спасти вас?

 

- Да. Волок и говорит, вот запомни, тебя бандеровец спасает. Я бандеровец. На прекрасном русском языке. У меня глаза в крови, лицо обгоревшее, жжет все, печет, у меня шок такой. Я не видел его лица. По голосу — молодой голос, 25-30 лет. «Вот запомни, говорит, тебя бандеровец спас. Будешь всю жизнь обязан». Я говорю, ребята, что ж вы делаете, мы же славяне. Друг друга, говорю, вот так жечь, живьем — это ж как так можно? «Вот запомни, - говорит, - мой прадед Берлин брал. А я бандеровец и горжусь этим». Так мне и сказал. Запомни, говорит, ты мне будешь жизнью обязан. Так меня до скорой доволок.

 

- Пожарные уже подъезжали?

 

- Только скорая. И то, скорую мы еще ждали. Он меня долго тащил по земле. Наверное, в сквер. Схватил меня за вот эту мою мастерку... Я пробовал встать, он: не шевелись, я тебя так дотащу! Дотащил, потом кинул: лежи! И еще какое-то время он надо мной стоял, говорил со мной. Не было машины, наверное. Говорит: «Шо, глаза у тебя сгорели?» Я говорю: «Наверное!» Я кричал, потому что обожжен, потому что шок. Дайте водки, говорю, чтобы я от шока не умер, у вас же, наверно, есть. Это же «ультрасы», они там подогреваются, я думал, есть там шо-то. «О, алкоголик, типа!» - «Я, говорю, вообще не пьющий, спортсмен, говорю, от шока умру. Зачем спасал, если я тут кони двину от шока!» - «Нету водки!» - говорит.

 

Он замолкает. Вдалеке тихо шумят машины, как бывает только на маленькой улочке летним вечером. Сторож открыл окно в больничный двор и благостно замер. Человек с измученным лицом напряженно всматривается в него сквозь ветви елей. Ему кажется, что сторож прислушался. Но сторож не слушает, он просто открыл окно во двор.

 

- Ну вот дождались, потом... уже меня везли... вот такие дела... Ну то что вот... что это фашизм... уже на улицах наших. Уже убивают людей... - он через силу втягивает в себя легкий вечерний воздух. - Если даже допустить, что это получилось не специально, а случайно: кинули, и загорелось — так спасайте же людей! Шо же вы их добиваете! Че ж вы добиваете? Одного парня хотели с пятого этажа выкинуть.

 

- То есть они внутрь попали?

- Это уже когда потушили пожар, когда уже вошли спасатели и пожарники, вместе с ними зашли туда большинство из этих, правосеков. И они мародерствовали там, добивали людей... Кому-то не повезло, как мне, не оказался кто-то рядом, не защитил, как меня защитили. Тех добили. Даже вот этого хотели с пятого этажа скинуть. Но он большой такой, под два метра ростом, мой товарищ, его так одному не скинуть. А второй отказался помогать, поэтому и его не скинули... Были, рассказывают мне товарищи, внутри люди наши, погибшие, с огнестрельным ранением, которых добили выстрелами, когда туда ворвались.

 

А главное, что я вранье увидел на нашим всем каналам. Главное, шо там были одни одесситы, никаких приднестровцев, вот это я утверждаю, и все наши. Мы с этими людьми на митинги приходили, я их в лицо всех их знаю... По всем трем больницам одни одесситы лежат. Списки погибших — одни одесситы. Выложенные в интернет российские паспорта — это подделка. Числа другие, фотографии. Там не было вообще россиян. Был один белорус и два молдаванина на 350-400 человек — это что, присутствие какое-то?

 

Второе - никакого газа там не было. Людей сожгли, от угарного газа люди умерли. Там пластик горел, офисная техника горела, мы же изнутри забаррикадировали двери, все накидали туда.

 

- Получается, все это стало ядовитый дым издавать.

 

- Конечно! Мы хотим, чтобы все знали правду, чтобы это не замолчали, не сказали, что это случайность, что мы сами себя подпалили. Никакого газа там не было, кроме угарного, от того, что нас зажгли. Никто мгновенно не умирал. Надышавшись, люди падали. То что в неестественных позах говорят и так далее — какие это неестественные позы? Я был внутри, у меня включился инстинкт самосохранения, я метался, искал, как бы выжить. А у других, наоборот, включается столбняк. Они просто стоят и не знают, че делать. Вот так стоят и умирают. Я через таких переступал, понимаете.

 

- Про что думали в этом время?

 

- Ни про что. Спастись. Спастись. Это ужас такой, что мысли не было. Спастись. Глоток чистого воздуха, - он тяжело, со свистом втягивает в себя воздух.

 

- Выпрыгнуть. Уйти с этого огня. Жжет. Горит. Лучше убиться, чем сгореть. Сгореть — это страшная смерть. Люди с пятого выпрыгивали насмерть. Наверное, человек восемь выпрыгнули с пятого этажа и убились насмерть. Это ж сталинка, это ж не хрущовка. По пять-шесть метров этаж...

 

К воротам подъезжает машина скорой помощи и громко, требовательно сигналит.

 

- Правда нужна для того, чтобы эти жертвы, чтобы эти люди, что погибли... я их знал, в лицо и по именам – чтобы они не были напрасны. Чтобы это не кануло в Лету. Чтобы это была прививка от фашизма, у нас в Одессе. Потому что в Одессе никогда не было фашизма. Одесса – это город, где все друг друга уважают, и национальность, и религию любого уважают. Больше двухсот лет существует Одесса, толерантный, светлый, радостный город. А после вот этого, вот этого сожжения... - слезы набегают ему на глаза, сдавливают горло. - ...это... просто убило...

 

Если я сейчас промолчу — это преступление по отношению к погибшим. Я потом уважать себя не буду никогда. Это ж наши люди, одесситы, которые разделяли нашу позицию... Большинство в городе считает нас героями. Но говорить об этом боятся. Запугали. Вот этими батальонами бандеровскими, что они сюда понагоняли. «Шторм», что они создали батальон. Этот «Киев-1», что они пригнали батальон бандеровцев, сформированный на Евромайдане, тоже здесь уже патрулирует. Вот эти дружины, что они показывают по телевизору, что патрулируют с милицией, это бандеровские дружины из Самообороны Майдана сформированные. Это не одесситы, это не наши люди, понимаете! Милиция у нас... боится тоже их.

 

- А тех, кто на вас нападал, арестовали?

 

- Ни одного человека! Наоборот, тех 67 человек, что спаслись на крыше, они тут же арестовали и в Преобораженский отдел милиции. А на следующий день одесситы, многотысячная толпа, никем не собираемая, просто люди возмущенные - пошли с Куликового поля, от этой Хатыни нашей, в ГУВД и освободили их, понимаете. Вот этих, что освободили, опять сейчас разыскивают и арестовывают. Двоих убили из них в эти две ночи. Это уже «Правый сектор». Но как наши волонтеры говорят, большинство удалось вывезти в Крым и в Россию. Наши люди, которые там спаслись, теперь прячутся. СБУ к нам приходила, как к свидетелям пока. Спрашивали, где я был в этот день, что я видел. Но у нас свидетельства очень быстро превращаются в обвинения.

Изменено 22 мая, 2014 пользователем DiKeys

[DiKeys]

- Вы думаете, что вас могут обвинить?

 

- Как говорят наши люди, пока лежишь в больнице, тебя опрашивают, а только выписываешься - тут же арестовывают. Даже за то, шо хотя бы я двери разбил туда. Порча государственного имущества — уже есть, за что меня... Говорят: выцепляют, тикайте... А куда тикать? Одна квартира, двое детей, жена... Выйдем и будем жить. Как получится...

 

Он молчит. И я думаю, наверное, на этом все.

 

- Наверное, вы уже устали, - говорю ему, чтобы распрощаться.

 

- Не устал, - говорит он. - Мне просто на душе тяжело. Раньше так себя чувствовал безмятежно... Сейчас не могу спать. Просыпаюсь в три, четыре часа ночи — не могу спать, понимаете! То какая-то истерика начинается у меня, то какая-то... неадекватная реакция. То плакать начинаю, вспоминаю...

 

- Все закончится, все пройдет, - успокаивает его товарищ.

 

- Хочется нормально жить, растить детей, сделать из них людей... Не вот это, умирать где-то... – не слушает он. - Журналисты местные даже не приходят к нам! Никто этого не видит. Когда на Майдане погибло столько людей, а может, и меньше, Евросоюз и США раздули тут такое — кровавая власть. А когда заживо сожгли за полтора часа не меньше людей в Одессе! Мирных людей, которые не кидали ни по кому коктейли... то... первая реакция: «Нормально, сожгли террористов! Они сами себя подожгли!» Там такие версии были ужасные, что и сами себя подожгли, что там одни россияне были и приднестровцы-террористы. Шо там был склад оружия у них, шо там... ну бред полный, полный бред!

 

Час же не пускали спасателей, пожарных, чтоб потушить. Вот эти ультрасы, шо окружили нас, фашисты. Если бы милиция пришла до того, как они на палаточный городок напали, и нас оцепила, мы бы даже не заходили в то здание, понимаете. Мы бы чувствовали себя под защитой, нам бы сделали коридор, мы бы вышли...

 

- А милицию вы там видели?

 

- Не-е-ет, вообще-е-е! Это было спланированное убийство! Милиция участвовала в этом убийстве. Милиции дали задание с Киева не-вме-шиваться!

 

- Это вы так думаете или есть доказательства?

 

- Ну, есть информация. Даже «Альфе» запрещали. «Альфа» могла спасти много людей, но ей запрещал начальник, потому что ему с Киева пришел приказ ничего не делать. Но некоторые из «Альфы» все-таки люди — сегодня ко мне приходили, ко мне мои товарищи, которых альфовцы спасли. 18 человек они спасли-таки!

 

- Каким образом?

 

- А таким, что они ослушались приказа и на двух микроавтобусах приехали к дому профсоюзов. Там были замечены два микроавтобуса и черные люди — это были наши одесские альфовцы. Они три раза возвращались, три по шесть вывели человек.

 

А еще говорят: где вы видели на украине живых бандеровцев и фашистов? Да вот, вчера они нас сжигали, 2 мая, около пяти тысяч человек пришло. Вы шо не видите? Что же вы говорите, что их нет? Вот они живые по улицам ходят, бандеровцы и фашисты, убивают людей. Простых нормальных одесситов. Женщин и детей.

 

- Восемь деток погибло, - говорит мужчина с измученным лицом. - По-моему. Восемь, восемь.

 

- У вас есть подтверждение?

 

- Вот, вот человек, - тыкает он в своего друга через ворота больницы.

 

- Я знаю только то, что я видел. Что женщина с девочкой 11-12 лет зашла, и мне сказали, что она, по спискам нашли, она сгорела с девочкой... своей... Чего она туда ее повела? Если б я знал, ребенка захватил бы на руки... У меня дочка... тоже...

 

Он замолкает, обдирает кожу с обожженных кончиков пальцев.

 

- В общем...

 

Делает усилие над собой и продолжает чужим голосом.

 

- Я иногда приходил на такие митинги с сыном своим, держал его на плечах. Если бы я в этот день тоже пришел с сыном, я бы с сыном там оказался?! Понимаете? Я бы там с сыном остался!

 

Он замолкает и тихо, беззвучно плачет.

 

- И то не считают это преступлением. Считают, что так и надо. Многие политики: правильно сделали, в Одессе мы победили... террористов в Одессе... этой акцией!

 

Но я хочу, чтобы Одесса, вообще весь мир знал правду, чтобы это никогда больше не повторилось. Чтоб мирных людей не сжигали. Можно иметь разные мнения на устройство Украины, на ее будущее. Но убивать людей, сжигать живьем — это страшно... Я... испытал это на себе.

 

Реальное количество жертв люди с нашего движения подсчитывали. Где-то насчитали около 116 человек. Вспоминали, кто был, кто мог быть, звонили родственникам погибших, спрашивали, может, они знают, кто еще погиб.

 

Похороны эти дни шли по всей Одессе. На 16-й станции, даже в Доме офицеров отставного подполковника хоронили. Все одесситы погибли. Вот это правда.

 

Правда в том, что жертв больше ста человек. Это первая правда.

 

Правда, что сжигали, убивали специально, что это была акция, а не случайный поджог.

 

Правда то, что никакого газа не было. Кроме угарного от пожара.

 

Правда то, что добивали. Правда, что это делали фашисты.

 

И правда, что все были одесситы, мирные люди.

 

Никакого оружия там не было внутри…

 

 

 

P.S.

 

- Но ведь на Греческой стреляли с вашей стороны, - напоминаю я перед тем, как уйти.

 

- Я не знаю, что там было на Греческой. Я там не участвовал. Двести человек, которые туда пришли, это радикалы как бы наши. Может, там какое-то оружие и было с нашей стороны. Один из них был рядом с этим боцманом, про которого говорят, что он стрелял. Вот он говорит: мы начали стрелять после того, как начали в нас стрелять.

 

- А откуда у них оружие?

 

- Ну было там пару единиц... у них был один Калашников и один УЗИ, у боцмана был калаш, у второго был узи. Но это...

 

- А где он взял?

 

- Ну он не говорит где. Скорей всего, какой-то бизнесмен дал денег, где-то там приобрели на черном рынке. Но никаких складов, ничего. Еще какой-то парень стоял с пистолетом.

 

И вот когда эти 200 человек подходили к Греческой, то эти ультрас не мирным шествием шли, а уже баррикады построили на Греческой, на Дерибасовской. Была уже выбита брусчатка, в кучах сложена. Они уже ждали. И это говорит о том, что это не мирное шествие было за единство Украины. А это уже была готовая спланированная акция.

 

И когда начали бросать этими камнями, а потом огнестрельное оружие использовать, тогда уже наши начали тоже использовать. Это я говорю со слов своего товарища, но он, я думаю, врать не будет.

 

- И он был в доме профсоюзов с вами?

 

- Да, его «Альфа» вывезла. И «Альфа» их не просто вывезла, она вывозила и тут же их отпускала, потому что это ж был неофициальный вывоз.

 

- Если у этого парня был УЗИ на Греческой, получается он пришел в дом профсоюзов с автоматом.

 

- Я не знаю. Я не знаю, куда он его дел. Я ему говорю: вы ж его уничтожьте, он говорит: уже уничтожил.

 

- Получается, он с автоматом оттуда вышел.

 

- Я не знаю...

[DiKeys]

ОСКВА, 21 мая — РИА Новости. "Только представьте…", — так начинается каждый подзаголовок статьи известного британского колумниста Нила Кларка (Neil Clark), опубликованной на сайте телеканал Russia Today.

"Только представьте, если бы демократически избранное правительство Канады было бы свергнуто в ходе финансируемого Россией переворота, в котором важную роль играли бы ультраправые экстремисты и неонацисты. Если бы новое неизбранное "правительство" Оттавы отменило закон о признании французского языка официальным. Если бы олигарха с миллиардным состоянием назначили главой Оттавы и правительство подписало бы соглашение об ассоциации с торговым блоком, возглавляемым Россией», — пишет журналист.

Украинские военные близ Славянска, 2 мая 2014. архивное фото

© REUTERS/ Baz Ratner

Журналист: США достаточно позвонить в Киев, чтобы остановить насилие

Нил Кларк предлагает читателям задуматься, как отреагировал бы мир, если бы Россия потратила $5 млрд на смену режима в Канаде, а затем ведущая канадская энергетическая компания приняла бы в совет директоров сына высокопоставленного российского политика.

"Только представьте, если бы сирийское правительство провело бы встречу "Друзей Великобритании" — группы государств, поддержавших насильственное свержение правительства Дэвида Кэмерона. Если бы сирийское правительство с союзниками оказывало бы британским антиправительственным "повстанцам" многомиллионную помощь. Если бы они не осудили действия "повстанцев", убивших британских граждан, разбомбивших школы, больницы и университеты. Если бы министр иностранных дел Сирии осудил бы проведение всеобщих выборов в Великобритании, назвав их «пародией на демократию», и заявил бы, что Кэмерон должен уйти в отставку до проведения выборов.

Если бы в 2003 году Россия и ее ближайшие союзники начали бы полномасштабное вторжение в богатую нефтью ближневосточную страну, утверждая, что это государство обладает оружием массового поражения (ОМУ), угрожающим всему миру, а впоследствии никакого ОМУ не найдут. Если бы около 1 миллиона человек было бы убито вследствие кровопролития, начавшегося после интервенции. Если бы спустя 10 лет страна до сих пор пребывала бы в хаосе. Если бы российские компании нажились на реконструкционных и восстановительных работах после "смены режима".

Только представьте, если бы пророссийские журналисты, все как один твердившие, что ближневосточная страна, в которую Россия вторглась в 2003 году, обладала ОМУ, потом не принесли свои извинения и не выразили раскаяние в связи с огромным числом погибших граждан в результате аннексии. Если бы они, наоборот, сохранили за собой хорошо оплачиваемые должности и продолжили бы пропагандировать нелегальные войны и интервенции в другие независимые государства, а также совершали бы нападки на честных журналистов, которые предпочитают не врать.

Если бы около 40 человек, протестующих против центрального правительства, были бы сожжены заживо проправительственными экстремистами в Венесуэле. Если бы после визита Дмитрия Медведева и главы российской Службы внешней разведки в Каракас правительство Венесуэлы провело бы военную операцию против демонстрантов, требующих автономии или федерализации.

Если бы после окончания холодной войны Россия годами окружала бы США военными базами и настаивала на присоединении Канады и Мексики к российскому военному альянсу. Если бы ранее в этом месяце Россия провела крупные военные учения в Мексике.

Акция в поддержку Беркута в Харькове

© РИА Новости. Сергей Козлов | Купить иллюстрацию

Нил Кларк: попытка вернуть "Беркут" – акт отчаяния Киева

Если бы в интернет "утек" телефонный разговор между высокопоставленным представителем российского МИДа и послом РФ в Канаде, обсуждающих, кто должен или не должен быть в составе канадского правительства. В дальнейшем они утвердили бы кандидата на пост нового премьер-министра после "смены режима", профинансированного Россией. И что если высокопоставленный представитель российского МИДа во время телефонного разговора в нецензурной форме высказался о Евросоюзе, как это сделала в феврале 2014 года помощник госсекретаря США по делам Европы и Евразии Виктория Нуланд в телефонном разговоре с американским послом в Киеве Джеффри Пайатом.

Только представьте, если бы ведущие российские политики посетили бы уличные протесты против мер жесткой экономии в западной Европе, раздавали бы печенье протестующим и поддерживали призывы к правительству уйти в отставку".

Нил Кларк предлагает представить, что могло бы быть, если бы любое из описанных событий произошло бы на самом деле. По мнению журналиста, их сравнение с текущими событиями было бы очень поучительным, поскольку оно ясно дает понять: с миром что-то не так.

"Действия, совершенные США и их союзниками, вызвали бы всеобщее возмущение, рискни любая другая страна проделать то же самое. Необходимо просто поменять местами названия государств, чтобы увидеть наличие двойных стандартов", — отмечает в статье Нил Кларк.

"Если бы Россия вторглась в богатую нефтью ближневосточную страну в 2003 году, как США вторглись в Ирак, можно быть уверенным, что Россию посчитали бы международным изгоем, а журналисты, освещавшие эту лживую войну, пожизненно бы себя дискредитировали. Но против США не применяли санкции. Президент США Джордж Буш и его ближайший союзник премьер-министр Великобритании Тони Блэр до сих пор так и не предстали перед судом за военные преступления", — задается вопросом журналист.

По мнению Кларка, если бы Россия потратила $5 млрд на свержение демократически избранного правительства Канады или Мексики и привела к власти пророссийскую хунту, за считанные часы началось бы полномасштабное военное вторжение США. Западные СМИ оправдывали бы действия Америки, характеризуя их "ответом на российскую агрессию". Но когда подобное совершили США на Украине, те же самые люди, которые бы осуждали действия России, праздновали незаконное свержение легитимного правительства Украины".

Президент США Барак Обама, архивное фото

© REUTERS/ Joshua Roberts

Американский обозреватель: Обама вовлекает Россию в кровавую войну

"Мы отлично знаем, как отреагировали бы США, если бы другое государство разместило ядерное оружие близко к американской территории: в 1962 году в период Карибского кризиса мир находился на грани третьей мировой войны. Однако проведение военных учений НАТО в Эстонии, граничащей с Россией, не считается провокационным", — отмечает Кларк.

В конце статьи Кларк делает вывод, что нет никаких законных или моральных оснований утверждать, что США и их союзникам можно совершать действия, за которые другие государства были бы осуждены и наказаны введением санкций и/или военной интервенцией. Международный закон и принципы невмешательства во внутренние дела государства должны применяться одинаково ко всем, независимо от политической системы государства или его формы правления. Британское правительство имеет не больше прав вмешиваться во внутренние дела Сирии, чем сирийское правительство – вмешиваться в дела Великобритании. США не имеет прав, чтобы "менять режимы" в странах, граничащих с Россией. В свою очередь, пишет Кларк, Россия не может "менять режимы" в странах, граничащих с США.

В своей статье Нил Кларк призвал сформировать новую форму международную права, основанную на принципе равенства всех суверенных наций. "Если мы поймем, как сделать так, чтобы эта система заменила западное лицемерие и политику двойных стандартов, мир может стать гораздо более безопасным местом", — заключил репортер.

 

 

РИА Новости http://ria.ru/world/20140521/1008734073.html?utm_source=966125&utm_medium=banner&utm_content=3368113&utm_campaign=rian_partners#ixzz32TD8eY2D

[radiogarage]

Я вот тут почитал и подумал -

Пойду ка я убью пару бендеровцев и трёх четырёх оранжевых нац предателей. Если вернусь, запишу песню о "вежливых людях" в разделе услышьте меня. Потом, послушайте друзья, парам пам пам.

[DiKeys]

Хорошая идея. А я, пожалуй, пойду сожгу себя на радость западным СМИ, чтобы они на весь мир трубили о жертвах кровавого путинского режима))))

[radiogarage]

Хорошая идея. А я, пожалуй, пойду сожгу себя на радость западным СМИ, чтобы они на весь мир трубили о жертвах кровавого путинского режима))))

 

Не, ну это слишком радикально. Думаю достаточно отморозить уши, на зло бабушке. Правда сейчас лето, но ты ж думаю если что везде мороз найдёшь, так же?)

[radiogarage]

ИТОГИ ЗОМБИРОВАНИЯ

24 мая 2014, 16:07

 

Аркадий Бабченко

 

 

Был у меня товарищ. Мы одно время пытались даже околоармейские и околовоенные проекты вместе делать. Ничего не вышло, конечно, но отношения были вполне дружескими.

 

Товарищ этот служил срочную в Афганистане. Потом стал летчиком, возил грузы. В том числе и в Америку. Там записался в армию США, была у них одно время такая программа, что-то типа иностранного батальона. Воевал в Ираке, за что получил то ли гражданство, то ли вид на жительство - не помню деталей.

 

Потом открыл собственную ЧВК - частную военную кампанию. Работал все там же - в Ираке и Курдистане. То есть типичный "американский наемник". Я про него статью писал когда-то.

 

Сегодня получаю от него сообщение: "Видел твое фото в ОГА в Донцке лично. Встретишься на поле боя - убью, без шуток и компромиссов".

 

А теперь попробуйте прочить следующий абзац внимательно.

 

Типичный американский наемник, чэвэкашник, предатель Родины, пошедший воевать за США (!) - то есть, именно тот человек, про которых Киселев и говорит с экранов телевизоров и против зверств которых люди и сражаются в Донецкой республике, и, собственно, именно его фотография-то и должна висеть в Донецкой ОГА - пишет мне, что, приехав в другую страну (!) и взяв в руки оружие (!), чтобы сражаться с фашистами и американскими наемниками (!), убьет меня, безоружного (!), гражданина совсем другой страны, некомбатанта, потому что я фашист (!) либеральный ублюдок и продался западу (!).

 

Мне трудно все это комментировать. Жуткий клубок просто какой-то...

 

При том, что если даже вдруг гипотетически предположить, что я бы вдруг взял в руки оружие и встретил его на поле боя - я бы его точно не убил. Потому что у нас с ним есть общее прошлое.

 

А он готов убить меня без шуток и компромиссов.

 

Но при этом фашист - я.

 

Воевал за армию США и получил от неё вид на жительство он, а либеральный ублюдок - я.

 

Американский наемник он, а национал-предатель - я.

 

Все-таки если телевидение попадает в руки подонков и сволочей и становится инструментом зомбирования, оно способно на страшные вещи.

 

Как оказался возможен Гитлер? Да вот так и оказался.

 

Все это фигово, конечно.

 

ЗЫ: Как бы там ни было, будь все-таки аккуратнее. Если твои новые товарищи узнают, кем ты был в прошлой жизни, думаю, они не поймут тех аргументов, которые ты рассказывал мне, и которые я, кстати, прекрасно понимаю. Желаю тебе все же остаться живым.

[radiogarage]

Похоже Дикиз себя всё таки сжег. Печалька(( Хотя может уехал на Донбасс с фашистами воевать. Ну пожелаем ему удачи.

[DiKeys]

Не, ну это слишком радикально. Думаю достаточно отморозить уши, на зло бабушке. Правда сейчас лето, но ты ж думаю если что везде мороз найдёшь, так же?)

 

 

Да не, не слишком. Уж по крайней мере не радикальней тех пенсионеров, которые себя подожгли в Одессе чтобы скомпроментировать бедных мирных "футбольных фанатов".

[DiKeys]

Вернулся три дня назад домой и очень хотел рассказать о прошедших гастролях. Хотел рассказать о том, как проехал тысячу километров из Астрахани до Ростова по степям, которых прежде не видел. Хотел поведать о первых впечатлениях от города Астрахани… Есть что написать о Южно-Уральском снежном водовороте и кошмаре, в который нам с Мгзавреби довелось угодить в самый эпицентр… Много осталось дорожных и событийных впечатлений.

Но вернулся домой и понимаю, что не могу об этом писать. Переживания и мысли заняты другим. И было бы странно сейчас говорить о жутком погодном коллапсе, в который я угодил в Челябинске, так как никакие самые экстремальные и жуткие природные аномалии и катаклизмы не могут сравниться с тем, что происходит сейчас в Одессе и в Луганской, Донецкой областях. И что вообще творится во всей Украине.

Последние дни и недели, а особенно последние несколько дней меня просто душит чувство чудовищной несправедливости. Я хорошо помню свои юношеские ощущения и чувства времён холодной войны. Помню, как весь мир трактовал войну в Афганистане, потом события Чернобыльской катастрофы, да и вообще, любые события в СССР. Я тогда чувствовал несправедливость и обиду, хоть был и против той войны, и дышащий на ладан СССР не возбуждал во мне патриотизма. Но всё же я понимал, что та страна, в которой я родился, которую люблю и другую не знаю для всего остального мира видится и понимается, как империя зла, а мы, все её граждане, как мрачные, ничего не видящие, тупые и злые существа. Мне было обидно. Я остро чувствовал несправедливость. Хоть и мир был тогда другой, и я был юн.

Теперь, сегодня, мне не хватает воздуха от чувства несправедливости. Я чувствую эту несправедливость гораздо сильнее, чем когда-либо. Я только и делаю, что стараюсь подавить в себе гнев, потому что чувство несправедливости быстрее всего именно гнев порождает и пестует.

Сейчас я чувствую наивность своих недавних призывов стараться сочувствовать и главное не злорадствовать по поводу друг друга. Я призывал воздержаться от любых даже самых продуманных и аргументированных высказываний, если они могут кого-то оскорбить и обидеть. Я говорил о том, что любой человек, который готов обвинить своего соотечественника во всех тяжких, и уж тем более готов соотечественника ударить и убить, такой человек, каким бы патриотом себя не считал, прежде всего не любит Родину. Я призывал подумать о том, что Родина состоит из соотечественников и современников. И если ты испытываешь гнев и лютую ненависть к кому-то из сограждан, значит, ты не любишь Родину. А та тёмная страсть, которая порождает эту ненависть в какие бы цвета эта страсть и под какими лозунгами она бы не расцветала – это в конечном итоге всегда нелюбовь к Родине…

Теперь я понимаю, что все эти мои призывы были наивными.

То, что произошло в Одессе – это такая беда, какую одесситы и украинцы пока даже не могут осознать. Не могут осознать масштабы случившегося. Случилось страшное историческое событие. Написана историческая страница несмываемого позора.

Символично то, что этот страшный позор случился в Одессе, в самом весёлом, многоцветном, толерантном и разумно-ироничном городе. И именно в нём вырвалось наружу самое низменное: лютая злоба друг к другу, ненависть, и, в итоге, страшная жестокость, которую я даже не подозревал в одесситах.

А теперь у меня есть страшное ощущение, что я утратил этот мною любимый город. Во всяком случае, я никогда уже… Как бы страшно не звучало слово никогда, но именно никогда не смогу пройтись по улице Одессы с прежними лёгкими, радостными и восторженными чувствами.

В 2005 году правительство Вены после показа на венском фестивале спектакля «Дредноуты» предложило мне по такому же принципу, как сделан был спектакль «Дредноуты» поставить исторический спектакль на тему австрийской гражданской войны 1934 года. Из тщеславия и глупости я согласился этим заняться. Впоследствии об этом пожалел.

Я знать не знал ничего про некую гражданскую войну 1934 года. И, как вскоре выяснилось, никто в Вене не знал и не знает про эту войну. Мне дали консультантом старенького профессора истории, который удивился поставленной задаче и прямо скажем, нехотя в течение месяца погружал меня в подробности венских событий 1934 года. В подробности ужасных, а часто просто мерзких событий.

В новых австрийских учебниках истории либо нет ни слова, либо буквально пара предложений сообщает об австрийской гражданской войне. В военно-историческом музее Вены, в роскошном и прекрасном музее, есть комната метров в пятнадцать, в которой представлено несколько экспонатов и коротенькая аннотация, посвящённая тем событиям. Австрийцы старательно вычеркнули, стёрли те позорные страницы истории.

Гражданская война в Австрии, а точнее в Вене и Зальцбурге, длилась всего 4 дня. Я знаю историю этих четырёх дней поминутно. И это абсолютно история позора и ужаса.

Если совсем коротко, то социалисты, рабочие, у которых были сильные позиции, подняли вооружённое восстание против правительства Дольфуса. По сигналу «дядя Отто болен» рабочие отключили в большей части столицы электричество, вооружились и стали блокировать город. Они хотели восстановить своё влияние в Парламенте (это если совсем коротко). Действовали они очень плохо, не организованно, противоречиво и разрозненно. Из-за этого не получили массовой поддержки горожан. Правительство Дольфуса же очень быстро ввело в город войска. С пушками, с пулемётами. Войска в основном из других регионов страны. И устроило бойню.

Рабочие, не будучи военными, не придумали ничего лучше, как укрыться в своих домах. А в Вене много было и есть так называемых домов-кварталов. Это цельный дом с большим внутренним двором, этакое социалистическое жильё, которое в Вене стали строить раньше, чем в Москве. Рабочие обороняли эти дома, а их вместе с семьями расстреливали из пушек. Их расстреливали даже с железнодорожных платформ, которые пустили по городу. Тех, кто сдавался, вытаскивали и расстреливали. Сопротивление длилось чуть больше трёх дней. Вот и вся война.

Правда, в результате той войны и победы правительства Дольфуса над социалистами, Австрия очень быстро вошла в состав Третьего Рейха, и австрийский мой профессор в составе Вермахта брал Украину и чуть было не погиб под Сталинградом.

Все те документы и факты, которые я изучал говорили о крайней жестокости с обеих сторон. Гордится во всей этой истории нет возможности никому: ни рабочим, которые подняли это восстание, ни военным, ни правительству. Только бессмысленные действия, много подлости, много страшной глупости, но в основном – ненависть и жестокость.

Австрийцы не хотят об этом помнить. И мой профессор всё время ворчал о подлости австрийской сути из-за того, что они пригласили для этого спектакля русского человека, как бы расписавшись в том, что сами на эту тему говорить не хотят и не могут.

Я сделал спектакль и сыграл его восемь раз. Он был событием. О нём много писали, как возмущённо, так и восторженно… Но дело не в этом.

Главной мыслью этого спектакля, и я с этого спектакль начинал, было очень простое высказывание…

Я начал с того, что очень жалею о том, что вообще ознакомился с этой ужасной страницей истории прекрасного города. Я жалею о том, что навсегда, на всю жизнь утратил радостную лёгкость восприятия Вены. Я говорил о том, что как хорошо быть туристом по жизни. Как приятно приехать в Вену на Рождество, попить глинтвейна на Штефанс платц, погулять, полюбоваться, прокатиться на карете и через три дня отвалить, в уверенности, что это один из лучших городов на земле.

Но как только я узнал, как по этим улицам тащили пушки, как из этих домов вытаскивали людей и тут же расстреливали, по каким домам били из короткоствольных гаубиц… Когда я знаю, что в этом доме заживо сгорели целыми семьями много людей, я уже не могу в лёгком восторге любоваться этим домом. После того, как я узнал жестокую и подлую историю города Моцарта я тут же утратил безвозвратно своё туристическое к нему отношение. И я жалею об этом, сказал я им со сцены.

Позавчера писал своему хорошему знакомому в Одессе. А он хороший человек. Большой и очень сильный, добрый. Мы знаем друг друга больше десяти лет. Я часто им восхищался и даже не раз писал про него. Я написал ему вчера сообщение о том, что волнуюсь, переживаю. А получил от него короткое послание о том, что он на Греческой, загоняет «ватников». Я не понял, что означает это слово, а он мне написал – это те, кто за Путлера, так как я понял, они называют Путина — и те, кто хочет в Расею.

Я очень удивился, и это слабо сказано. Я понял, что там творится страшное и написал простую просьбу: «Дружище, пожалуйста, будь осторожнее и прошу: не убей никого. Не бери грех на душу. Ты большой и сильный человек».

Спустя пару часов мы узнали о страшной беде и сгоревших людях. На мои вопросы о том, что там произошло уже была тишина. Я волновался. На следующий день он мне прислал ссылку на украинские информисточники, где было написано, что всё в Доме профсоюзов устроили российские провокаторы, сами себя подожгли, а украинские активисты аки ангелы спасали кого могли.

Я написал товарищу, что сожалею о том, что и его руки теперь в крови. Он мне ответил самым отвратительным образом, что у меня с головой не в порядке. Я ответил, что сейчас с головой не в порядке у всех, и что я не исключение. Но что у всех тех, кто своих соотечественников называет «ватниками» и «колорадскими жуками», у всех без исключения после одесских событий руки в крови и в пепле.На что он мне ответил, что это 95% украинцев. Последнее, что я написал ему: «Тогда оставайся в большинстве. Большинство успокаивает».

После этого я удалил его номер из телефонной книги. Делал я это не в сердцах, делал я это самым странным образом спокойно, с большим сожалением, но понимая, что больше с этим человеком я никогда не смогу разговаривать, как прежде. Теперь я его боюсь и не забуду этого страха. И тёмного, бездонного гнева и ненависти, которые я увидел в нём, я тоже не забуду.

[DiKeys]

Да… Отсутствия всякого сомнения, сожаления и раскаяния я тоже в нём забыть не смогу.

Несправедливость! Несправедливость!!! Вот, что сейчас меня буквально душит.

Хотя я прекрасно знаю, что справедливости как таковой вообще не существует.

Справедливости не существует, а несправедливость душит.

Несправедливость одностороннего и тем самым жестокого взгляда на происходящее и такая же жестокая оценка событий в мировых СМИ. По БиБиСи не показали самых страшных кадров, какие я видел за последнее время… Не показали то, как подонки, которые снимали на мобильные телефоны задохнувшихся людей в здании Дома профсоюзов, своими мерзкими голосами, говоря между собой по-русски, комментировали увиденное. По CNN не показывали, как закопчёных мёртвых людей называли неграми, считали трупы и кричали Слава Украине. По немецким каналам не было показано радости какого-то подонка, который обрадовался, когда у одного из погибших в кармане сработал мобильный телефон. В Европе и Америке не увидят самодовольного и снятого без всяких сомнений в своём праве на содеянное видео того, как обшаривают трупы, вынимают из карманов убитых то, что в эти карманы положили ещё недавно живые люди. Этой дьявольской тёмной радости не покажут. А мы её видели. Я это видел. Мне после этого дышать нечем.

Несправедливость заключается в том, что есть полное ощущение, что Дмитрий Киселёв со всей своей командой 17-го февраля взял и переехал в Киев. И ничего нового не стал выдумывать.

Повторяется же всё один в один, но только теперь с Украинской стороны. Но повторение всегда будет более грубым и пошлым. И как ни странно ещё более лживым.

Ну как же не стыдно-то? Как не стыдно всем и каждому, кто продолжает верещать по поводу повсеместного присутствия длинной Москвы и Кремля? Неужели не стыдно за то, что утверждая, что во всём виновата Россия и Путин Вы расписываетесь в том, что сами ничего не можете сделать. Даже подлость, гнусность и жестокость.

Сами-то вы где, украинцы? Сами-то вы что? Вы прячете свои лица за масками… Про лица – это вообще отдельный разговор.

Как так случилось, что из большой и очень красивой в сущности нации вы выбрали тех, кто сейчас вас представляет? Где вы отыскали такую рожу, как Турчинов? Человек-рыба, человек-скалярия. До позавчерашнего дня я на него без смеха смотреть не мог. Самовлюблённый идиот, которому кажется, что он мачо. Человек без подбородка, отпустивший щетину. Да это диагноз! А когда его показали в военной форме, да ещё и с биноклем… А в полосатом костюме он просто выглядел как пародия на персонажа из Крёстного отца! Где вы такого отыскали? Но в последние три дня не могу на него смотреть со смехом. Потому что теперь он для меня военный преступник и никто иной. Где вы нашли Яценюка? Где вы взрастили Наливайченко? И фамилии-то всё какие-то убогие. Мелкие.

Как так случилось, что внешне-политическое ведомство США и Европы представляют только озлобленные, отчаянно некрасивые, никем не любимые и неудовлетворённые бабы? На уровень которых спущен столь страшный и запутанный конфликт? Одна Псаки чего стоит, с говорящей фамилией. Эти озлобленные тётки, как будто мстят Украине и России, всё усугубляя и запутывая… Мстят за то что украинские и российские женщины красивы и их много.

Несправедливо всегда, когда всем миром на одного… А именно так и происходит. Но чем яснее это становится, чем жёстче несправедливость, тем глупее и бездарнее, а главное, беспомощнее, выглядят Обама и Меркель и все остальные европейские гномы. Тем талантливее становятся обороняющиеся.

Как много талантливого, остроумного и даже изящного было на Майдане, когда он был в плотном кольце и когда ощущал ежедневный натиск. Я там был. Там были прекрасные, талантливые лица. Где это всё? Где то коллективное творчество, которое было необходимо, чтобы чувствовать своё достоинство и силу в осаде? Во что всё это вылилось? Как бездарно всё потеряно и в какие омерзительные формы переродилось.

С каким восторгом мне ребята на Майдане показывали издалека коменданта Майдана и говорили про то, какой он сильный, разумный и мудрый человек. Где теперь его мудрость?

Теперь Россия в осаде. В осаде во многом и по собственной вине и по собственной глупости и по причине неуёмных амбиций. Но в осаде оголтелой и бессмысленной. И вот теперь я вижу много талантливого, остроумного и совсем не злого. Мы почти меняемся ролями…

И я представить себе не мог ещё два месяца назад, что напишу то, что только что написал.

А ещё я скажу, что национализм – это национализм, и его ни в какие другие цвета не перекрасить. А фашизм – это фашизм и он не имеет никаких оправданий. Никаких и ничем! Как вы, милые мои друзья, допустили, что у вас в вашей прекрасной стране теперь столько вооружённых фашистов? А Ярош — фашист и Тягнибок – фашист.

И нет сейчас в вашей стране руководства, про которое можно было бы сказать как о руководстве. Потому что это «руководство» не может руководить и ненавидит целые регионы, а ещё до сырости в штанах боится националистов и фашистов.

Руководство ваше крутится, как вошь на гребешке, а эти люди приехали не из Москвы, ими руководят не из Кремля. Ярош и Тягнибок не агенты российских спецслужб и не русские провокаторы, БТРы в Славянске и Краматорске советского производства, но это не российская армия. Эта жестокость в Одессе – это жестокость каждого отдельного одессита.

Хватит во всём обвинять Россию. Нас есть кому обвинять в мире. На себя хоть чуточку оглянитесь! Признайте, что вы суверенная страна и тогда сами в себе усомнитесь и устыдитесь. А мы в России в изоляции и информационной осаде будем с достоинством и радостью, а главное, без всяких сомнений, праздновать любимый с детства праздник День победы.

Ваш Гришковец.

[radiogarage]

Да не, не слишком. Уж по крайней мере не радикальней тех пенсионеров, которые себя подожгли в Одессе чтобы скомпроментировать бедных мирных "футбольных фанатов".

 

Ну ладно, как хочешь) Я только не пойму, ты базарить будешь или всё таки поджигать? А то что-то процесс приготовления у тебя как-то затягивается. Не забудь кстати, позвать друзей, пусть снимут это действо и выложат на ютьюб, я тебе лайк поставлю.

[radiogarage]

Да. И ещё. Конечно трагично когда гибнут люди, пожалуй я даже не стану уточнять мирные это люди или они гибнут с оружием в руках и по своему собственному так сказать выбору. В любом случае это всё ужасно и трагично.

Но вот мне хочется понять. Когда скажем гибнут люди в Чечне или Дагестане то это по всей видимости гибнут террористы, которых надо "в сортире мочить". А убивают... ой простите уничтожают их не "хунта", не "оккупанты" и "завоеватели" а представители власти и силовых структур. То есть борьба неких отдельных представителей чеченского народа за какие-то (оставим на их совести какие) идеи, независимость и прочее, это терроризм. А абсолютно аналогичная деятельность на Донбассе есть борьба народа(ополченцев) с "фашиствующей хунтой". Вот как это укладывается всё в одну картину? Мне кажется, либо и те и те сепаратисты и террористы. Либо и те и другие борцы за свободу и независимость? Или я может не понимаю что-то?

[Bazis]

Чем-то ситуация мне напоминает... не знаю, помнит ли кто, у Гайдара была такая повесть, "Лбов" называлась (по фамилии главного героя). Собственно, повесть о том, как революционный отряд (сейчас не будем говорить о степени его "моральности") превращается в армию бандитов.

Мне кажется, что ситуация в Украине схожая. То есть, начали все относительно мирные люди, но вот продолжают ее уже "профи" в том или ином смысле. Думаю, что антимайданская манифестация в Одессе была сооружена наемниками, а уж что касается футбольных фанатов, то эти люди, как ни крути, вполне готовы к бою на улицах города.

 

Что касается Чечни и Дагестана... да, возможно. Хотя, вероятно, логика мусульман (хотя, тут не столько в вероисповедании дел, сколько в национальности) действительно такова, что "любую попытку договориться они воспринимают как слабость" (мне не очень нравится этот вывод, но - что уж тут). С другой стороны, я не понимаю, чего вообще России понадобилось и там, и там... и в Украине, если быть совсем честным (несмотря на то, что частично я как бы украинец, да...).

[DiKeys]

Да. И ещё. Конечно трагично когда гибнут люди, пожалуй я даже не стану уточнять мирные это люди или они гибнут с оружием в руках и по своему собственному так сказать выбору. В любом случае это всё ужасно и трагично.

Но вот мне хочется понять. Когда скажем гибнут люди в Чечне или Дагестане то это по всей видимости гибнут террористы, которых надо "в сортире мочить". А убивают... ой простите уничтожают их не "хунта", не "оккупанты" и "завоеватели" а представители власти и силовых структур. То есть борьба неких отдельных представителей чеченского народа за какие-то (оставим на их совести какие) идеи, независимость и прочее, это терроризм. А абсолютно аналогичная деятельность на Донбассе есть борьба народа(ополченцев) с "фашиствующей хунтой". Вот как это укладывается всё в одну картину? Мне кажется, либо и те и те сепаратисты и террористы. Либо и те и другие борцы за свободу и независимость? Или я может не понимаю что-то?

 

Ну? во-первых, пока что донецкие сепаратисты не взрывали жилые дома, не взрывали метро и не захватывали театры с заложниками.

 

А во-вторых, и те и другие, скорее всего, есть бандиты. В России правительственные войска воевали с бандитами, в Украине бандиты воюют с бандитами.

[radiogarage]

Ну? во-первых, пока что донецкие сепаратисты не взрывали жилые дома, не взрывали метро и не захватывали театры с заложниками.

 

А во-вторых, и те и другие, скорее всего, есть бандиты. В России правительственные войска воевали с бандитами, в Украине бандиты воюют с бандитами.

 

Да что ты говоришь?)) И почему же кто-то там бандит, а кто-то правительственные войска?))

[DiKeys]

Да что ты говоришь?)) И почему же кто-то там бандит, а кто-то правительственные войска?))

 

А разве это неочевидно такому умнейшему представителю рола человеческого, который читает Платона, фому Аквинского и прочих умнейших мыслителей?

[radiogarage]

А разве это неочевидно такому умнейшему представителю рола человеческого, который читает Платона, фому Аквинского и прочих умнейших мыслителей?

 

Что значит очевидно? Очевидно в конкретно взятой ситуации? Или вообще? Ну вообще честно сказать не особо очевидно. Банлиты, сепаратисты, мятежники и повстанцы они все называются таковыми до тех пор пока они не победят и не добьются своего. А после чего они формируют те самые правительственные войска и вперёд и с песней как говорится. То же самое касается правительственных войск. Кому правительственные, а кому войска хунты или как там называют киевскую власть. То есть я думаю, термин "бандиты" вообще как-то не к месту здесь. Бандит, это тот кто действует в своих интересах вопреки тех правил и законов которые установило государство. Но бандит не преслаедует цели менять правительство, самому становится правительством, он просто бандитствует. А если есть некие силы которые ну хотя бы заявляют некие политические цели, то тогда они уже наверное не бандиты, они часть политики.

[DiKeys]

Что значит очевидно? Очевидно в конкретно взятой ситуации? Или вообще?

 

Очевидно в конкретно взятых примерах, которые ты привел - Россия и Чечня и Украина и Донбасс.