Продолжение...
- Ничем не могу помочь, - с каким-то изуверским злорадством и сладостным цинизмом произнёс я в ответ. – У меня обеденный перерыв.
- Да знаю, знаю, - задумчиво протянула она.
Официант принёс пиво. Я поблагодарил.
- А ты, вообще, чего-нибудь хочешь в жизни? – пытаясь посмотреть в глаза, которые я успешно отводил и, борясь с собственной чёлкой, нервно сдувая её наверх, выкрикнула она.
Я отхлебнул пены, потом затянулся и выпустил дым куда-то под стол.
- Нет. – тут я вспомнил о газете и, развернув её таким образом, чтобы не видеть своей собеседницы, принялся изучать объявления.
- Я тоже ничего не хочу, - она скрестила руки на груди и стала смотреть куда-то в сторону.
- Ты, Маринка, хочешь ребёнка.
Подошел официант, она заказала кофе с виски. Неожиданно громко заиграла музыка - “Lady in red” Криса де-Бурга. По позвоночнику прокатилась непонятая волна удовольствия от этого дурацкого носового голоса. «Как нельзя, кстати, сейчас», подумал я.
Вдруг мои глаза, до этого момента бессмысленно плавающие по строчкам, сфокусировались на одном объявлении в разделе «Разное». Там говорилось: «Продам коллекцию виниловых пластинок с записями популярной рок, поп, джаз музыки 70-80х годов, недорого. Обращаться по адресу (такому-то), телефон (такой-то), с 18-00 до 20-00.»
Интересно, на кой чёрт, кому-то могут понадобиться виниловые пластинки, бред какой-то. Хотя, есть коллекционеры, просто двинутые, да пожалуй, кому-то и могут понадобиться. Вот, хотя бы, даже и мне.
- Ты – полное дерьмо, - устало, но в то же время предельно чётко сказала она, - слушай, а ,может, ты пидор?
- Пожалуй, я дерьмовый пидор, - сказал я, переворачивая страницу, - а, может, ещё и хуже, настолько, что могу купить коллекцию виниловых пластинок 70-80х годов.
- Какую коллекцию?!
- Знаешь, мне пора, - я потушил сигарету и поднялся из-за стола, - ты звони, если что, только не на телефон моего босса. Ну, пока.
Подошёл официант. Принёс кофе. Я расплатился и ушёл обратно в царство сплит-систем.
И вот, я сижу, прислонившись спиной к холодильнику, парализованный алкоголем, в чужой квартире, с чужими людьми, и с ощущением того, что больше всего на свете, мне необходима коллекция виниловых пластинок, с записями популярной рок, поп, джаз музыки 70-80х годов. Надо уже, в конце концов, сказать об этом, но язык прилип к нёбу и замер так, похоже, навсегда. Чёрт, у меня даже, проигрывателя нет.
-Ратибор, чё это за пидрило?
-Егорушка, это ж Васятко. Он пришёл нам кабель протянуть. Нормальный парень.
Меня снова назвали пидором, да ещё и приняли за кого-то другого. Полный бред. Какой кабель?
-А какого хера он молчит как пень?
-Я гетеросексуал, - гордо сказал я, титаническим усилием, подняв голову и посмотрев прямо перед собой.
На подоконнике, упираясь ногами в пол, сидела какая-то молодая женщина. От неожиданности я по-лошадиному затряс головой и сильно ущипнул себя за запястье, пытаясь прогнать наваждение.
- По любому извращенец, - угрожающе сквозь зубы процедил полуобнаженный Егорушка, сверля меня глазами.
Мне казалось, что ещё десять минут назад мы были втроём. А теперь, будьте любезны, сидит, улыбается и смотрит на меня неприлично пристально. Не сказать, что очень уж красива, но вся какая-то яркая, светящаяся.
- Вообще-то, я за пластинками, - монотонно и на одной ноте, подобно жертве гипнотизёра, проговорил я, неотрывно глядя в её глаза.
- Вот видишь, Егорушка, Васятка за пластинками пришёл, - лукаво и, как бы подначивая товарища, весело пропел Ратибор.
Егорушка махнул рукой и выпил полстакана водки, не закусив, после чего он как-то сразу сник и, отвернувшись ото всех, стал смотреть в окно. Я не на шутку испугался, а вдруг у меня и в правду начались галлюцинации? Все вели себя так, словно никакой женщины и не было. Создавалось впечатление, что она существует исключительно по моей прихоти - весь этот психоделический антураж в виде огненно рыжих волос, как-то глупо диссонирующих с абсолютно голубыми глазами, белый полупрозрачный летний сарафан из органзы чуть выше колен, на стройных загорелых ногах желто-красные полосатые гольфы.
Я покосился на Ратибора. Тот сосредоточенно разглядывал, свои ногти и молчал. До сего момента совершенно статичный образ женщины у окна пришел в движение. Она вскарабкалась на подоконник, согнув одну ногу в колене, а другую свободно свесив. Затем, взявшись рукой за край сарафана, она стала медленно поднимать его, пока нога не стала видна полностью. Было это, не смотря на маразм ситуации, красиво и эротично. Ратибор же все эти действия оставил без внимания.
- Дип пёрпл знаешь?
Чёрт, похоже, и впрямь меня накрыло.
- Знаю «Deep Purple».
- У меня есть, - гордо поведал Ратибор. – А ещё цеппелин, пинк флойд, куин, много всего.
- Ах, Ратибор, ты безнадёжно устарел, как и всё твоё аналоговое говно.
Я даже как-то сразу и не понял, что сказала это рыжая женщина на подоконнике.
- Ты, Натали, шлюха, - не поворачивая головы, бросил Ратибор.- и потому слушаешь музыку для шлюх. Транс там всякий, хип-жоп-кислота.
Слава Богу, белка перескочила мою голову и отправилась за новыми жертвами. Женщина оказалась реальной и даже имела имя.
- Натали… - произнёс я вслух.
- Вообще-то меня не так зовут, - усмехнулась она.
- Меня тоже, - вздохнул я в ответ.
- Егор Тимофеевич, - обратился Ратибор к мужику в красной шапке, - слышь?!
Тот не реагировал, отстраненно взирая куда-то в пространство. Тогда Ратибор стал легонько постукивать его кулаком под рёбра. Егорушка медленно повернул голову и , глядя прямо в глаза Ратибору, тоскливо проговорил:
- У тебя часы встали.
- Да? Действительно, - Ратибор улыбнулся.
Я посмотрел на свои наручные и сказал:
- Время сейчас – половина пятого, - тем самым, пытаясь наладить отношения с Егор Тимофеечем.
- На кой хрен, мне твоё время,- взъярился он.
В комнате повисло напряжённое молчание. Каждый из присутствующих имел вид крайней задумчивости, впрочем, совершенно различной природы и представлял себя одним на всём белом свете.
Девушка, которую звали не Натали, спрыгнула с подоконника и занялась приготовлением кофе. Ратибор принялся заводить часы. Егор Тимофеич вновь отвернулся к окну, а я заворожено смотрел за какой-то совершенно отдельной и прекрасной жизнью чрезвычайно пышных огненных волос.
- Извините, мне нужно в туалет, - сказал я и вышел из комнаты.
Пройдя по маленькому тёмному коридору, я очутился в крайне уютном помещении. Бывают такие ласковые туалеты. В них нет неприятного запаха, всё чисто и аккуратно. Так и здесь, на полу не новый, но мягкий коврик, на стенах обои, вместо традиционной плитки. Всяческие пузырьки для освежения воздуха на полочках, в картонной коробке на полу газеты и журналы – «Наука и жизнь», «Роман-газета», «Литературка» и т.п. Я закрыл дверь на щеколду, расстегнул ремень и пуговицы брюк, которые тут же упали с меня на пол. Так я и остался стоять в пиджаке и семейных трусах, глядя на сливной бачок и, не о чём не думая.
В коридоре послышались шаги. Кто-то подошёл вплотную к туалету и остановился. Я слушал спокойное дыхание. Так мы стояли молча вдвоём по разные стороны двери. Прошло минут пять. Я пожал плечами, приспустил трусы и начал мочиться.
- Меня Джильдой зовут.
«Натали, Джильда, - подумал я, - какая разница, могла бы и не говорить».
- Я проститутка. Правда, это романтично?
Струя казалась какой-то бесконечной, из меня всё лилось и лилось.
- Но это, скорее для души, а вообще художница. Правда, пока нигде не выставляюсь. Не считаю себя готовой к последствиям, ну, ты понимаешь.
Я не понимал.
- В этом городе всё так паршиво, а друзья говорят, что мои картины получаются какими-то светлыми и довольными жизнью. Особенно всем нравятся пейзажи.
Наконец всё закончилось, не одевая брюк, я опустился на пол и, прислонившись спиной к стене, достал пачку сигарет и закурил.
- Хочешь увидеть мои работы?
- Нет, - покачал я головой.
- Ну, и правильно, так даже и лучше.
- Слушай,- сказал я, - выпуская дым, - а ты трахалась с тремя сразу?
- Конечно…
Выбросив сигарету в унитаз, я стал натягивать штаны.
- Я пришёл, чтобы купить виниловые пластинки.
- Что, что?
- Коллекцию рок, поп, джаз музыки 70х-80х годов.
Ответа не последовало. Взяв баллон воздухоочистителя, я нажал на кнопку распыления и долго, пока не стали слезиться глаза, не отпускал. Затем поднялся и дернул за верёвку для спуска воды, поправил галстук и пригладил волосы.
Открыв дверь, я увидел Джильду-Натали. Она плакала, не издавая ни звука. Грудь её равномерно вздымалась вверх, а потом плавно опускалась вниз и дрожала. Руки яростно боролись друг с другом. Как-то сразу она стала совсем не красивой, и лишь её волосы ещё больше абстрагировались от всего остального. Я стал гладить её по голове. Обжигающий пламень был настолько реален и уничтожающе прекрасен, что я никак не мог решиться, то ли мгновенно отдёрнуть руки прочь, то ли продолжать погружаться в эти рыжие волны бесконечно.
Почти сразу, плач прекратился. Лже-Натали откуда-то достала носовой платок, высморкалась и вытерла слёзы. После достала зеркальце и стала недовольно разглядывать лицо с разводами туши и, размазанной губной помадой.
- Ну вот, так всегда. Что мне теперь делать?
Я заставил её посторониться и побрёл назад на кухню. По пути я заглянул в комнату и замер на пороге. Там на полу были пластинки, много, какие-то без конвертов, самые разные, по всей комнате. Вот она моя желанная коллекция – устаревшие тени прошлого. Израненный Колтрейн, испачканный, какой-то дрянью Майлз Дэвис, странно аккуратный Дорз. Я решил спасти их, дать им новую жизнь, наполнить свежим воздухом, сохранить, спрятать, от неумолимой силы разложения. Меня пронзило понимание того, что от этого зависит и моё никчёмное существование. Я бросился аккуратно складывать их, упаковывать по конвертам, с которых с особым тщанием и любовью стирал пыль лацканом пиджака. Как же их было много, большинства названий я просто не знал. Но это, ровным счётом, не имело никакого значения. Я должен был забрать их все.