Я всегда по разному относился и отношусь к Шевчуку, но вот тут он помоему очень хорошо и главное искренне высказался.
Ю. ШЕВЧУК - Подождите. Дайте мне сказать. Это очень важно. Церковь это образ, и когда этот образ начинает, я еще раз говорю, образ начинает включать политику, это чудовищно просто. Это все кончается кострами инквизиции. А церковь для меня, я вот пришел к вере в те годы 70-е, когда церковь была в полном загоне. Когда я, чтобы придти на пасху, будучи хипаном, волосатым таким и я попадал в милицию просто. Потому что там мели так же как сейчас на «Маршах несогласных». Если ты к храму просто подошел. Вы вспомните. Вот эти комсомольские дружинники и так далее, и быть верующим и ходить в храм божий, это было страшно революционно. И я помню эти времена, я помню, как я в 8 классе сам лично, я ходил в художественную школу и нарисовал футболку с распятием с таким огромным. И сверху написал: Иисус был хиппи. И ходил по улице Ленина в городе Уфа, пока ни попал в очередной раз в милицию за эту футболку. И потом меня отчислили от комсомола за то, что я написал песню: наш Бог всегда всех нас возьмет, примет, поймет, грехи отпустит, боль возьмет. Меня почему-то назвали местные феодалы такие с партбилетами в 1984 году агентом Ватикана. То есть первый мой человек, который мне дал Евангелие, который мне дал Солженицына, Оруэлла «1984», и «Скотный двор», все запрещенные книги, за которые давали по 8 лет, это был Борис Развеев. Он был член катакомбной церкви. Мало кто знает, что была такая церковь, которая не приняла советскую власть, и с этими людьми я общался тогда в 80-е, в конце 70-х годов. Это были великие просто люди, духовитые, мученики просто, которых сажали в тюрьмы, лагеря. Отец Борис Развеев три раза сидел за веру. Просто за веру. Последний раз его при мне забрали. В 1984 году. Отца Бориса. Это было очень серьезно для нас, друзья мои. И до сих пор остается этим очень серьезно. И то, что сейчас, сейчас все изменилось. Сейчас я не хочу сказать, у меня очень много друзей батюшек замечательных молодых, бессребреников полных. У меня батюшка Владимир служит в Сибири, там, на Кавказе как они служат. Я помню батюшку, который в чеченскую кампанию на велосипеде в 1985 году на велике приезжал в храм в Грозный в центр для 4-х выживших бабусек и служил им. Ну как можно всех священников мазать одной краской. Что все попы, как Шевчук мог руку попу поцеловать. Ну, вы чего говорите, ребята. Это очень серьезно для многих. Сколько у меня друзей хиппи, которые ушли в монахи. У меня есть один друг музыкант, в армии обварило ему руки, он играл гениально, он сейчас в монастыре. Потому что у него все просто перевернулось в его жизни. В жизни с людьми всякое случается. То, что некоторые бюрократы от РПЦ пытаются на образ божий наложить политическую кальку какую-то, за Путина, против Путина, это бред собачий. Церковь это вообще над и вера над политикой. Это совершенно не касается политики. Церковь это любовь и терпение. Терпение это важно, терпение это любовь к человеку. Терпимость. Терпимость, прежде всего, это основа веры. И когда видите, бюрократы опять от церкви призывают сжечь на костре вот этих девчонок, да вы что, ребята. Я был, помню, мы снимали кино в Косово, там была большая война, сербы, албанцы, и албанские сепаратисты, когда сербы ушли, они стали рвать храмы и взрывали храмы 6 века, 8 века. Вообще чудо культуры, даже если ты не верующий. Мы снимали об этом фильм, больше 100 храмов погибло. И мы как-то приехали в один монастырь в горах, а там вы знаете, просто я не буду говорить, неважно какая национальность, просто из огромной братии этого монастыря это был 1999-2000 год, из 50 человек осталось в живых человек 6-7. А приезжали люди просто и отстреливали священников. Он пошел за водой священник, они приезжали, там гора такая и из снайперской винтовки, похохотали и дальше уезжали. Я вот этого настоятеля монастыря молодой парень, лет 40, я говорю, как вы здесь, вам же надо уезжать отсюда, вас же всех перебьют. Он говорит: наконец-то Господь к нам повернулся лицом. И улыбнулся. Но, правда, закурил. Закурил, да. Но улыбнулся и говорит: Господь к нам лицом повернулся. Он говорит, нас испытывает опять. Очень мощное, я никогда не забуду. Потому что ребята, господа, Берлиозы, атеисты, Аннушка разлила масло уже. И я хочу просто передать от меня с Булгаковым, не надо всех одной краской мазать. Потому что то, что наша РПЦ пытается срастить с политикой, это чудовищно. И мы против многие верующие этого. И то, что Pussy Riot надо отпустить, это безусловно. Потому что терпение, любовь, потому что то, что вы творите сейчас, вот держа этих девчонок в застенках, вы отворачиваете людей от православной церкви. Вы знаете, был такой случай, почему я объясняю об этой награде Андрея Первозванного, которую я получил из рук митрополита Владимира. Это совершенно другой человек. Это молитвенник. Это поэт, это духовник. Его уважают все. Он столько сделал. Это миротворец. И когда там в свое время помните, движение Femen забрались на колокольню Святой Софии храма и там тоже танцевали…
О. БЫЧКОВА – Раздеваются так немножко.
Ю. ШЕВЧУК - Да, они показывали все свои прелести. И единственное что сделали киевские священники, они написали, конечно, письмо очень такое с обличением этого поступка. Но никому из них в голову не пришло их посадить в тюрьму. Но другие люди просто. Духовники. В вере очень важно, вы знаете, есть такое, может быть, мало знает кто, есть мистическое православие. Есть тайное православие, есть апофатика. И вот я атеистам сейчас скажу, что апофатика это доказательство бога путем отрицания его свойств. И Дионисий Ареопагит например писал в пятом веке, не очень известно, был ли такой человек на самом деле, но в общем, ладно он писал, что Бог и создатель это не добро и не зло, это и не свет и не тьма, это и не смерть и не жизнь, и не правда и не ложь, это совершенно другое. Настолько другое, друзья мои, что мы, родившиеся в этом предметном мире, даже не можем себе представить этого. Что такое Господь. Это настолько иначе. Что просто понимаете, есть такое понятие в христианстве - онемение языка. Это очень много слов. О вере, о вере, много, много, но когда ты идешь по этой дороге, идешь к истине, а путь к истине не может быть без свободы, господа фанатики. Не может он быть без свободы путь к истине. Потому что путь к истине через полемику идет. И ты, может быть, одно только слово найдешь в конце своей жизни и пути. Одно только слово. Это и есть онемение, это и есть философия. Это и есть мощный прорыв туда, за черту. Философский, духовный, человеческий просто.
О. БЫЧКОВА – Юрий, а почему такое огромное количество людей, ведь не только же церковные бюрократы как вы сказали, почему огромное количество людей, которые называют себя православными, а вовсе…
Ю. ШЕВЧУК - Человек слаб и я слаб.
О. БЫЧКОВА – Требуют сжечь…
Ю. ШЕВЧУК - И мы все слабы. Мы все слабы, но поймите, что вера она помогает слабым. И храм, дом молитвы, любой храм, мечеть, мы все соучастники, мы все в поиске, мы все вместе ищем эту истину. Есть такое понятие в православии, извините меня за мой может быть дурацкий язык, но я очень хочу пробиться к людям и объяснить им, что это очень важно. Что вы отпевали когда-нибудь друзей своих в храме. Это же величие. Это тайна. Человека провожаем, а не закапываем его как собаку в канаву. Не сжигаем его где-то там при какой-то барышне с гвоздикой в петлице, при этой какой-то комиссии ЖКХ. Человек не собака. Хотя собака тоже имеет душу, но человек имеет дух. Это очень важно, это величие в этом есть. И вы можете не верить в иконы, но это маяки, которые простого человека направляют, его движение мыслей и души его в сторону объема мира просто огромного, о котором мы никакого представления с вами не имеем. Который нам не снился даже в этом предметном мире. Мне больно и горько иногда просто читать в Интернете какую-то грязь какую-то безумную. Я видел величие человеческого духа, видел в страшных обстоятельствах, как и вы, многие из вас видели. Это очень важно ценить человека. В моей вере человек главное и в православии человек главное. Главное человек, а не само по себе православие, не институт церкви. Это второе. А первое это человек. И в государстве и в политике главное это человек. А не сама идея, сама по себе, потому что, сколько мы уже сожрали кишок друг друга, сколько мы сожрали людей уже, молясь той или иной фанатичной идеи, веруя, что именно она спасет мир. Да не спасет она мир. Она затопит все опять кровью. Надо из человека доставать человека. Я стараюсь из себя доставать человека. Чего и вам желаю, спаси, Господи. Все, я закончил.